Пёс

В воздухе пахло тревогой, потом и еще чем-то неуловимым, из чего он сразу, проснувшись, понял что что-то меняется. В последнее время уже много чего поменялось. Раньше хозяин, придя с работы, с аппетитом ел, пил водку, потом выходил покурить, чесал его за ухом и разговаривал с ним, иногда трепя за холку. Конечно, он не понимал, о чем говорит человек, но от привычного голоса, привычных запахов, становилось как-то хорошо, он засовывал голову хозяину в подмышку и, наверное, был совершенно счастлив.
В те времена, днем во двор выходили малыши и играли с ним – иногда тягали за уши, иногда чем-то кормили, бросали мячик.

Даже не сильно любившая его хозяйка, иногда ворча, звала на кухню и давала кусочек чего-то вкусного. Иногда приходили гости и он развлекал их, становясь на задние лапы, прижимая уши и кружась на одном месте. Это всегда вызывало смех и обычно ему давали что-то вкусное, с человеческого стола. Но он любил их не за еду. Собака не может жить, если не любит человека. Когда у собаки нет своего человека, она становится дикой собакой, а ей не положено быть такой по самой ее сути.

Но, как-то вдруг все начало меняться. Хозяин еще так же приходил из своей шахты, но уже не выходил к нему вечерами, а из дома раздавались странные голоса людей, которые он мог бы отнести к спору, если бы знал, что это такое. Но он не знал, и только холка поднималась дыбом и рычание само вырывалось наружу.

Потом все куда-то бежали, пахло суетой, жарой, радостью, немного ненавистью. Было много разных тряпок, в которых человек непременно опознал бы флаги, только совсем другой страны.
Хозяина так же не было дома, он приходил поздно вечером, но не черный, как обычно, пахнувший машинным маслом, углем и перегаром. Запах перегара никуда не делся, но звуки ссор становились все громче, хозяин уже не сидел с ним по вечерам, зато как-то, проходя мимо, пнул его ногой по ребрам. После этого он долго сидел в будке и ему было плохо. И дело не в том, что болели ребра. Хозяин ударил его. Значит, он виноват. Он плохой. Он разозлил хозяина. Так плохо ему еще никогда не было.

А дальше стало еще хуже. Сперва появился новый странный запах, он вызывал желание рычать и прижимать уши. Это был запах оружейного масла. Стали слышаться выстрелы. Мимо дома стали ходить странные люди, с рокотом проезжало что-то большое и тяжелое, от чего хотелось одновременно лаять и спрятаться. Хозяин перестал уходить из дома.

А потом первый раз по городу отработала артиллерия. Сперва у него было предчувствие, он выбежал во двор, бегал и лаял, сам не понимая, почему, только нечто из далеких диких еще волчьих веков твердило ему – беги. А потом произошло ужасное. Раздался свист и земля, верная добрая земля, вдруг ударила его снизу так, что он подлетел и, от страха описался. Упав, он, скуля, забился в будку, а хозяева бегали по двору, кричали, а потом куда-то исчезли. Земля вздрагивала раз за разом, он скулил и скулил в своей будке, а потом, вдруг, все стихло. Тишина была оглушающей. Он, пошатываясь вышел во двор. В глубине двора оказалась большая яма, из которой несло кислым горелым запахом. Мир изменился.

Это было уже давно. Потом такое повторялось регулярно. Он приучился бежать в подвал вместе с хозяевами и сидел там, поджав хвост, слушая как плачут дети и рыдает хозяйка. Он метался между ними, пытался лизать мокрые от слез лица, а иногда просто скулил от страха. Хозяин курил, уставившись в одну точку и механически гладил его по голове, но это не вызывало прежних чувств.

Пришло время еще одних перемен. Началось все, как всегда с громких споров, а потом хозяева начали суетиться, складывать вещи в два больших чемодана. Он переживал, бегал, попадал под ноги, его пинали, но он не чувствовал. Ощущение какой-то большой, всеобъятной беды нависало над ним, заставляя сбиваться дыхание и не позволяющее даже поесть.
И вот настал этот страшный для него день – хозяин с хозяйкой, с детьми и вещами вышли на улицу, закрыли дом. Хозяин подошел к нему, потрепал по голове, бросил еды в миску с и так нетронутой предыдущей порцией, пристегнул его на веревку, вздохнул, погладил, что-то сказал и пошел. Лязгнула, закрывшись, калитка.

Ее звон долго стоял в его ушах. Поверить в случившееся он не мог. Но прошло несколько минут, и он понял. У него больше нет своего человека. Ему сдавило грудь и он, впервые за пять лет своей жизни, завыл. Завыл так, что у проходящих мимо прохожих щемило сердце. А потом замолк и начал яростно грызть веревку. Через какое-то время он перепрыгнул через забор и, нюхая землю понесся вперед. Впереди была площадь, заполненная людьми. Плакали дети, ругались взрослые, жутко чадили заведенные на морозе автобусы.

***

Олег, двадцатилетний боец нацгвардии, несмотря на то, что еще не было полудня, еле стоял на ногах. Выехали в ночь, вчера, ехали окольными дорогами, прямое шоссе через Логвиново было перекрыто сепаратистами. С рассветом въехали в Дебальцево, попали под обстрел. С раннего утра на площади творился ад. Люди, баулы, плачущие дети, списки, потерявшиеся старики и дети – и все это на десяток бойцов и несколько волонтеров. Но, глаза боятся, а руки делают, и к полудню посадка уже заканчивалась. В морозном воздухе ветер раздувал выхлопы от колонны автобусов и бросал их на редких, еще стоящих в очереди на посадку, беженцев.

Внезапно нечто промелькнуло сбоку, Олег напрягся, но тут же расслабился – среднего размера черный с белыми пятнам пес дворовой породы ворвался на площадь и заметался между людьми. От нечего делать, он стал наблюдать за ним. Вдруг пес кинулся в заднюю дверь видавшего виды старенького желтого «Богдана», недалеко от бойца. Внутри раздались крики, детские – радостные, взрослые – негодующие. Олег подошел к двери. Как раз в этот момент из автобуса вышел на улицу мужчина, выводя пса за собой, вслед ему негодующе кричала толстая неопрятная тетка с черными, сальными волосами, видимо жена. Их места были как раз напротив входа в заднюю дверь. Мужчина отпустил пса и закурил. Пес же сидел напротив и радостно поскуливал, хвост его радостно мотался по земле, поднимая вверх сухие снежинки. Человек курил и говорил собаке: «Друг. Ну не можем мы тебя с собой взять. Не можем.». Собака по-прежнему радостно мела хвостом. Мужик повернулся и спросил в открытую дверь автобуса:
– Марь, а может…
– Я т-те дам «может»!!! Куда мы его возьмем?!! Чем будем кормить?!!!
– Ну как-то придумаем, – видно было, что мужик все-таки любил своего пса.
– Коля! – заорала толстуха, – хочешь, оставайся тут с ним, а мы поедем. Мама собак не любит!

Мужчина докурил. В сердцах швырнул окурок в землю, еще раз погладил пса, махнул рукой куда-то в даль, скомандовал – “Иди!” и поднялся по ступенькам в автобус.

Пес чуть подождал, все это время он нервно пребирал лапами и крутил хвостом и головой, потом таки набрался смелости и все-таки заскочил в автобус, но тетка заорала, он мгновенно выскочил обратно и оказался рядом с Олегом. Сел и стал на него смотреть. Глаза у него оказались карие, умные, почти человеческие. Пес поглядывал то на солдата, то на дверь автобуса, чуть поскуливал, перебирал передними лапами и молотил своим куцым хвостом. Перехватив задубевшими, не смотря на перчатки, руками автомат, Олег еще раз посмотрел на пса. Тот продолжал свою нехитрую пантомиму.

– Да понял я, понял, – Олег чувствовал себя виноватым, как будто это он бросил свою собаку, – но они все равно не возьмут тебя… Пес, услышав, замер в струнку и уставился на Олега как на последнюю надежду. Только бегающие глаза выдавали, как он переживает на самом деле.

– Ладно. Хорошо. Только для тебя. – Олег сам не понимая зачем, просто покорившись перед надеждой и преданностью собаки, стал на нижнюю ступеньку «Богдана» и громко спросил – граждане, кто собаку забыл? – где-то в глубине души он надеялся, может, им станет стыдно и они передумают. Он почувствовал, что пес тоже стал лапами рядом на ступеньку. Но вместо ожидаемой ревкции раздался знакомый вопль:
– Коля!!! Сделай что-нибудь! Убери свою собаку, я тебя прошу!!!

Мужчина вздохнул, достал чемодан, размотал веревку, которой тот был обвязан, вышел и привязал радующегося его возвращению пса к столбу возле остановки.

– Прости, Дружок, – тихо сказал он, еще пару раз погладил собаку и, не поворачиваясь на скуление, ушел в автобус. Олег, злясь на себя и весь мир, мысленно ругался, но убеждал себя, что он не имеет права плохо думать про людей, которые бросили все и едут в никуда. Действительно, куда им еще собаку, и так двое детей. Тем временем, именно дети, в свою очередь, увидев привязанного пса устроили плач.

На плач прибежали телевизионщики. Конечно, они заметили и собаку на веревке возле столба.
– Ваша собака? – Журналистка инстинктивно угадала ситуацию.
– Наша, – тетка скорчила скорбную рожу.
– А вы с собой не берете? Вон, смотрите, многие берут – и, действительно, автобусе были и собаки, и коты, и, даже, клетка с попугаем, наглухо упакованная в пуховое одеяло.
– Так куда? Да и будь он породистый, а то ж так, дворняга, – тетка даже засмеялась такой глупой мысли, везти с собой непородистое животное.
– А куда едете?
– Так к теще, в Чернигов, – начал было говорить муж, но получил локтем в живот и яростный взгляд жены. Та перевела взгляд на камеру и заголосила:
– А кто же знает, куда?! Вот, вывезут, отсюда, из дома родного, там посмотрим. Может, поможет кто…

Олега практически затошнило от происходящего, но, к счастью, в этот момент в мегафон отдали команду на минутную готовность, телевизионщики выскочили, двери автобуса закрылись. Он посмотрел на пса, тот не отрывал взгляд от двери. Автобусы еще раз выбросили в морозный воздух по облаку вонючего дыма и тронулись.

***

Они уезжали. Он смотрел на последний в колонне автобус, в котором покидали его хозяева, пока тот не повернул за угол, а потом лег и положил голову на лапы. Еще некоторое время он сквозь увеличивающееся расстояние, сквозь шум двигателей – он слышал голоса хозяев. Потом уже перестал различать. Он виноват. Он что-то сделал не так, сильно не так, и хозяева оставили его. Теперь у него нет хозяина. Ему некого любить. Он не нужен… Дышать становилось трудно и в первый раз в жизни стало как-то странно горячо в груди. Горячо и больно, но ему так даже было лучше. Он виноват, и он должен быть наказан. Боль – это наказание. Где-то там, в затухающем мире, по его щекам скатилось две слезы.

***

Автобусы выехали с площади, сослуживцы Олега докуривали и собирались возле БТР сопровождения.
– Молодой! – Закричал Олегу командир – кончай тупить, поехали.
– Сейчас! Только пса отвяжу, замерзнет ведь! – А сам в это время думал, как его забрать. Вот ведь напасть – всего полчаса, а привязался. Да и куда одинокой собаке в оставленном городе? «И глаза у него потрясающие, и умный» – уговаривал он себя.

Секунды, отведенные для сомнений, заканчивались, боец решил: «Заберу, а там будет видно». Он перерезал веревку и сказал псу, – Пошли, Дружок.
Пес не шевелился. Олег потрепал его по холке и отдернул руку.

– Умер, – потрясенно пробормотал он. Оглянулся, сослуживцы уже забирались на БТР. Еще раз, то ли не веря, то ли прощаясь, провел пальцами по холке, встал, и, все время оборачиваясь, как-бы надеясь, что тот вскочит и побежит за ним, поспешил к своим.

А по площади ветер гонял поземку и уже начал заметать небольшое беспородное тело с белыми пятнами.

Говорят, собаки глупые, потому что преданы своим хозяевам.
А еще говорят, что они не плачут.
Но те, кто действительно знают собак, говорят, что у них на том свете есть только рай…

Tags: Война, Экраномарательство