Женя и Женька (окончание)

Начало

– Сержант Левадская для прохождения службы прибыла! – Я автоматически отдал честь и замер. Женька! В бронежилете и каске она казалась больше, чем я ее помнил. Сержант! Пулеметчик! Фигасе! Вдруг я понял, что мы до сих пор стоим с поднятыми в приветствии руками:
– Вольно. Привет, Женька. Как… – я хотел спросить ее, как она оказалась тут, как попала в армию, пулеметчиком, еще и к нам, но понял, что она просто снова сделала то, что захотела, а, как я уже упоминал, ничто в мире не могло остановить Женьку, если у нее была цель.
– Привет. – голос у нее был ровный, спокойный – от прежней Женьки не осталось и следа. Пока мы шли в расположение части я пытался рассказать ей про наших – кого уже нет, кто жив.
– Лешего помнишь? Жив, чертяка, вернулся после ранения. – Это как раз его тогда вытащил Женя. Женька молча кивала и было непонятно – слушает она меня, или нет. Когда мы уже почти пришли, она вдруг спросила:
– ОН. Жив? – Я понял про кого она. Про Рыжего.
– Жив, сука, и нам жить мешает – сказал я. Женька вздохнула. Как мне показалось – удовлетворенно. «Кажется ненадолго» – подумалось мне.

В коллектив Женька так и не влилась нормально. Нет, она выполняла все обязанности солдата, но было видно, что она вся в себе. И она никогда не улыбалась. Но и лишней жестокости за ней замечено не было. Воевала как все. Те, кто пришел позже и не знал ее, сперва отнеслись к Женьке пренебрежительно. Солдат Коваленко по прозвищу Крик притащил ее ПКМ и насмешливо сказал – На, принимай. Без лишнего напряжения Женька приняла аппарат, тут же на столе, явно показательно, произвела неполную разборку, ловкие маленькие пальцы так и мелькали. Крик только крякнул от удивления. Закончив, она покачала головой – о пулемете не сильно заботились, хозяина у оружия не было, что и отражалось на его состоянии. Перед тем, как забрать, только спросила:
– Это Женин?
– Да
– Спасибо.
Смазав, собрав и настроив пулемет, она достала из вещмешка какой-то чудо-прибор, увидев который, наш новый снайпер Глаз только присвистнул: – Мне бы такой.
Оказалось, это был очень модный прицел со встроенным тепловизором, баллистическим вычислителем и системой распознавания типа цели. Глаз восторженно шептал – такие только в США у спецназа. У самого-самого.

– Но они же запрещены к экспорту из США и к продаже в частные руки? – вдруг воскликнул он, – Откуда он у тебя? – Женя промолчала, но с легким интересом посмотрела на Глаза – как профессионал на профессионала.

Но прицел это было не единственное, что она привезла. С помощью каких–то тюнинговых частей Женька за неделю копаний в смазке и пробных отстрелов превратила обычный ПКМ в некую адскую машину – смесь пулемета и снайперской винтовки. От прежнего оружия осталась, кажется, только ствольная коробка и архаичный деревянный приклад, и я, кажется, понимал, почему она его оставила – его ведь держали руки Жени. После того, как Женька осталась довольна работой пулемета, она часами лежала где-то на позиции, не открывая огонь, но внимательно изучая. И так маленькую, в маскировке ее было совсем не видно, из-за чего несколько солдат были насмерть испуганы, когда лежащая на краю окопа тряпка внезапно с ними тихо здоровалась. А второй пулеметчик Окорок в какой-то момент стал щеголять откровенным фингалом под левым глазом. После разбора полета, учиненного командиром, выяснилось – вечером он решил раздавить сам с собой бог весть откуда взятую чекушку водки, для чего проследовал в свой окоп на левом фланге, рассчитывая, что никто его там не потревожит. Нарушая, кстати, таким образом всевозможные приказы и уставы. Окоп для стрельбы лежа был выслан толстым одеялом, поверх каремата – пулеметчик любил комфорт, а позиции мы давно не меняли. Предвкушая удовольствие, Окорок рухнул всем немаленьким телом на одеяло, но в следующее мгновение в левый глаз ему прилетела шаровая молния, что-то теплое, но сильное сжало шею и повалило на дно окопа, а стоило ему открыть рот, чтобы крикнуть туда вбили что-то мягкое.

– Ну вот и допрыгался, – пронеслось у него в мозгу. – Ща сепары утащат к себе. – На груди, между тем кто-то сидел, рука была на болевом и в лицо засветил слепящий свет фонарика.

– Свой. – С некоторым разочарованием проговорил Женькин голос, которая, как оказалось, вела наблюдение с этой позиции, как на нее навалилась туша, явно с целью взять в плен. Ну и получила – сперва локтем в глаз, потом удушающий ногами и руку на излом. В общем, отделался тогда Окорок синяком и испугом. Ну и разгоном за попытку бухалова. Ну и товарищи еще чуть добавили за нежелание поделиться.

На нашем участке фронта было тихо и наш взвод перебросили на усиление на соседний участок, где сепары упорно штурмовали то, что осталось от бывшего села. Схема не мерялась, похоже, со второй мировой – сперва артподготовка, потом – атака, иногда при поддержке техники. Я поехал за главного – командир как раз лечился от ранения.

– О, девушка с веслом! – встретил нас шуткой капитан, командовавший участком обороны. Вообще-то веслом обычно называют снайперскую винтовку СВД, но Женька со своим пулеметом была почти одного роста.

– О, мужчина с… – Женька выразительно посмотрела чуть ниже ремня. – Просто мужчина. – Закончила фразу Женька и капитан вспыхнул, но, надо отдать должное, погасил злость в себе и даже нашел с себе силы извиниться:
– Простите сердечно. Устаешь тут, спал хрен знает, когда. – Капитан представился – Маяк.

Все по очереди представились, и капитан повел нас показывать свои владения и наши позиции. Село разрезала почти пополам дорога, вдоль которой и наступали сепары. Следующее село в том направлении было их. По итогу мы заняли правую от дороги сторону села, а поредевшие ряды местного батальона – левую.
Только начали обустраиваться, как послышался противный звук падающей к нам мины. Мы залегли и расползлись по подвалам, а когда обстрел закончился, и мы вернулись на позиции, враг уже наступал. Вот тут я смог по достоинству оценить работу Женьки.

Вообще-то расчет ПКМ состоит из двух человек. Вернее, должен состоять. Жене номер два был не нужен, он, кажется, мог стрелять из тяжеленного пулемета сидя в шезлонге, и держа его одной рукой за пистолетную рукоять. А второй при этом держать пиво. Женька от номера два тоже отказалась, хотя общий вес переносимого оборудования приближался к ее собственному. Правда, она брала с собой меньший боекомплект и не брала второй ствол – ее тюнингованный вполне выдерживал ее же темп стрельбы. Если Женя щедро заливал свинцом порядки наступающих – собственно, как и положено, на то он и пулемет – оружие подавления, его задача «захлебнуть» атаку, заставить противника залечь, то Женька… Женька стреляла как, по моему представлению, должен стрелять робот. Короткая для пулемета очередь из пяти-шести патронов, перевод ствола к следующей цели по кратчайшей, снова очередь. И так без остановки, только перерыв на смену позиции. Надо отметить, звук от стрельбы ее адской машинки тоже был какой-то иной.

В кратчайшие сроки ряды наступающих настолько поредели, что оставшиеся залегли, впрочем, на помощь им уже выдвигались БТРы. Заговорила рация:
– Енот, Енот, Маяк. Кто это у тебя там работает?
– Маяк, Маяк, Енот. Девушка с веслом.
– Енот, я в шоке. Там полторашка до них.
– Маяк, я тоже.
– Енот, я приду посмотреть. Отбой.
– Маяк, принято, отбой.

Только сейчас я сообразил, что с нашей стороны фактически работал только один номер – Женька. Ее пулемет, конечно, не мог спорить со снайперской винтовкой, но зато выпускал пули очередями, подавляя огневые точки в лохмотья.

Тем временем на позиции выехали вражеские БТР и стало жарко. Только на фланге Женькин пулемет зло плевался короткими очередями, да работал снайпер хозяев, на такой дистанции нам было просто больше нечем стрелять, брони у нас не было, как и мин к минометам. Ну и остальные ПКМ палили, только для них это предельная дистанция – так, попугать. Зато противник не понимал кто именно ведет по ним прицельную стрельбу, а Женька еще и постоянно меняла позицию.
– Ахуеть. – Раздался справа и чуть сзади голос Маяка. – Она Рембо?
– Учительница младших классов, не поверишь.
– Чему она их учит? Ох-хо, – сквозь зубы произнес Маяк, не отрывая взгляд от бинокля. – Ты посмотри, что творит! – Маяк передал мне бинокль.

Бинокль был какой-то очень модный – со стабилизацией, БТРы были крупным планом. Стало понятно, почему один остановился и пытается сдать задом, а второй рыскает – Женька методично отстреливала от машины все выступающие части, включая все перископы. Водитель ослеп и пытался развернуться, не рискуя открыть бронепластину, закрывающую переднее стекло. Кроме того, Женька имела какой-то фантастически разнообразный запас патронов, при необходимости могла разомкнуть ленту и вставить кусок с бронебойными, или с какими-то патронами, пули от которых в хлам рвали толстенную резину колес, да так, что накачка не помогала.
После боя Женьку чуть не растащили на сувениры и в ней, видимо на фоне адреналина, прорезалось что-то от нее прежней. Но не на долго. Вскоре она нахмурилась, голос снова стал отдавать металлом и она удалилась, чтобы почистить пулемет.

– Чего это с ней? – Маяк курил и смотрел ей в след.
Я рассказал. Маяк сплюнул, выругался, помянув войну недобрым словом и пригласил к себе в штаб, на «наркомовские сто грамм». Распорядившись о караулах и секретах, я пошел следом за ним.

Так в боях мы провели неделю. На следующий день, впрочем, было тихо – сепары пытались понять, что это было. Но к вечеру нам подвезли мины, стало полегче, а потом пришло подкрепление, и мы отбыли в расположение своей части.
Тут жизнь пошла своим чередом, пока не приключилось ЧП. Периодически наша разведка ходила по тылам противника, но имея перед собой укрепленные позиции, они всегда уходили и возвращались через фланги. И тут…

Тишину ночи разорвал звук выстрелов со стороны сепаров и им тут же ответил знакомый голос пулемета с нашей стороны. Я вывалился из блиндажа – благо спал в форме. В руке – автомат, это уже привычка. Темнота – хоть глаз выколи. По инерции я рванул в линию окопов и только добежав сообразил, что надо было взять «ночник». Не успел я развернуться, как сверху на меня с криком «Свои!» посыпалась наша разведгруппа.

– Принимай подарок! – Свист, командир разведгруппы бросил на дно окопа связанного, практически спеленатого человека. Свист сдернул мешок у того с головы и посветил в лицо фонариком. Рыжий! Афигеть!

Я выругался, но взял себя в руки и негромко скомандовал прекратить базар и тихо нести его в штабной блиндаж. Встречу Женьки и Рыжего я себе не представлял и не хотел. Заскочив к себе, быстро приведя себя в порядок, захватив разгрузку, я помчался в штаб.

Рыжий уже пришел в себя и сидел, спокойно рассматривая присутствующих.

– О, командир – он попробовал издевательски поклониться, – как я рад вас видеть!

Он производил впечатление полной, но при этом чрезвычайно умной и смелой сволочи. Солдат, стоявший рядом, слегка пнул того прикладом в солнечное сплетение. Рыжий сложился пополам.

– Отставить! – лично я бы сам отвел эту сволочь наружу и шлепнул. Но нельзя.

– Что, командир, убить меня хочешь? А нельзя! – Рыжий, хоть и упав на колени издевался и как будто читал мои мысли.

Солдаты рывком подняли его на ноги. Я медленно подошел к нему и, глядя в глаза, медленно произнес – Ну почему. Никто не в курсе, что ты здесь. А при попытке к бегству… – Рыжий побледнел, но продолжал улыбаться.

– Не надо, сержант, я вас не боюсь, – выдавил он. – Вы все делаете по правилам, я вас знаю.

В это время угол блиндажа, в который были сброшены разгрузки зашевелился и оттуда вылезла Женька. Мы замерли.

Глядя на Рыжего так, будто никого больше в блиндаже нет, она плавно, как кобра, проскользнула к нему. Рыжий побледнел и, кажется, у него сквозь кожу проступил череп. Женька достала из ножен тактический американский клинок и приставила острие слева к горлу Рыжего.

– Женька… Женька! – аккуратно позвал я, – Не надо. – Она как-бы не слышала.

– Ты. Его. Убил. – Клинок давил слева на шею Рыжего. Рыжий пробовал что-то сказать, но хладнокровие изменило ему, и он просто хрипел и щелкал челюстью.
В блиндаж влетел наш полковник и сходу проорал:
– Отставить! Ценный пленный! Что тут происходит?!

Рыжий воспрянул духом и начал что-то нести про права военнопленных. Окончательно придя в себя, он засмеялся – «Видит око да зуб не ймет», да? – Рыжий на ходу приходил в себя. Да и мы успокоились. Ну истерит баба, хоть она и Женька, но не зарежет же его, в самом деле?!

Женька оглянулась на полковника, посмотрела на Рыжего, как-то нехорошо улыбнулась, скорее даже оскалилась, и… спокойно вогнала клинок в горло пленного так, что он вышел с другой стороны. И тут же вытащила. Кровь хлынула как из зарезанной свиньи. Рыжий захрипел, засучил ногами и стал заваливаться на спину, но Женька стальной рукой держала его за ворот и смотрела в его не верящие в случившееся глаза, пока они не закатились, а сам он не захрипел и перестал дышать. Тогда она как кулек с мукой швырнула его тело на пол.

Полковник округлившимися глазами смотрел то на Женьку, то на труп Рыжего, то на меня. Потом остановил таки взгляд на мне и сказал – При попытке к бегству… Ну ты понял. – Я кивнул.

В это время Женька, прикрыв рот рукой, бросила нож и рванула наружу.
– Товарищ полковник, разрешите догнать, натворит что еще?
– Разрешаю. Ну и бардак тут у вас, сержант. Потом поговорим, идите.

Я, как ошпаренный, выскочил наружу. Женька стояла недалеко, ее тошнило. Я аккуратно подошел сзади.
– Не переживай, это нервы. – Женька разогнулась и уставилась на меня со смесью недоверия и интереса.
– Какие, в жопу, нервы, Семен! – назвала она меня по имени, – Токсикоз.
– Ээээээ… – начал тормозить я. Тут как-то всё встало на место – и что бойцы часто в последнее время о чем-то шепчутся, а когда я прохожу мимо – перестают. И то, как Женька сильно интересовалась, когда мы с выезда вернемся, и то, что в последнее время она, нелюдимая, часто проводила время в компании разведчиков.

– Ты беременна! – сделал я несложный вывод. Лично я обычно не замечал это в женщинах месяца до девятого. – И ты подговорила разведчиков добыть Рыжего и прикрывала их отход – времени у тебя почти не оставалось! А потом спряталась в штабе, зная, что тебя к нему не пустят! Ну ты даешь!
Она потрепала меня по волосам:
– Ты гениален! – Она была совсем другой, чем в последнее время.

Назавтра Женька отбывала из части в Киев. Оказывается, справка о беременности была у нее с собой и только богу известно, как она провернула этот фокус. Но вы же уже поняли, да. Я отправился ее провожать. Пока мы ждали автобус, она болтала почти без умолка. О том, как узнала, что беременна. Как в тот же день узнала, что Жени больше нет и только ее положение остановило ее от прыжка с крыши – понимание того, что часть Жени теперь живет у нее внутри. Как узнала про то, как Рыжий подло его застрелил, как решила мстить, как пошла добровольцем, как ее не хотели брать, а услышав, что она хочет быть только пулеметчиком, взяли, охренев от наглости – когда она отстрелялась лучше командира учебки, на спор. Как ее не воспринимали за солдата и сколько пришлось разбить носов. Как она окончила учебку лучшей и получила сержанта. И как она хочет назвать близнецов.

– Близнецов?!!! – Я еще раз внимательно осмотрел Женьку, но больше она, вроде, не стала. – Где ты их прячешь? А кто? – Малодушно задал я стандартный вопрос.
– Мальчик и… девочка, – засмеялась Женька – будущие Женя и Вера. – Женька совсем не напоминала себя еще вчерашнюю. И я понял – она прошла этот пункт пути. Как GPS навигатор – она достигла того, чего хотела, а теперь у нее совсем другая цель. Если вчера она готова была пожертвовать собой и близнецами, ради мести, то сейчас она готова пожертвовать кем угодно ради своих малышей.

– Кстати, – Женька улыбалась, – как ты насчет роли крестного?
– Я?! Почему?
– Женька как-то писал, что если будет ребенок, то он бы хотел, чтобы был ты.
Я глупо заулыбался.
– Точнее, из всех, кого он назвал, ты приличнее остальных. Из тех, кто жив.
Мне стало уже как-то не так радостно.
– Шучу, – Женька засмеялась, – он и впрямь тебя уважал. И про тебя говорил. Я те покажу, он же письма писал, не только смс. Его уже не было, а письма еще приходили…
Я не знал, что сказать, но автобус части как раз приехал, на редкость вовремя.
– Жду через пять месяцев! – Женька чмокнула меня в щеку, – И без глупостей! – А потом обняла и как-то стала быстро шептать – Живым! Ты понял? Живым! И все, все пусть живые! Обещай мне!
Я подсадил ее в автобус, она плакала, улыбалась и махала рукой. Куда пропал наш безжалостный пулеметчик, наш Рембо?

Прошло пять месяцев, и я приехал в Киев.
У меня отпуск две недели по ранению. А Женька должна вот-вот родить. Только как ей сказать, что взвода больше нет? Никого. Ни Окорока, ни Свиста, на Крика, ни командира. Ни-ко-го. Ну, только я. И она. Пока я отлеживался в госпитале, они попали под внезапный удар и, прикрывая отход, все остались там. В этой долбанной земле гребаного востока страны. А у меня с собой их письма для нее. Поздравления.

И вот я третий день думаю – говорить, или нет? Как правильно? Кто знает? Кто может знать…

Tags: Война, Новая Украина, Экраномарательство